1980 год.Он медленно цедит сквозь зубы серые клубы сигаретного дыма, не глядя растирая мятую сигарету о стол. Никогда раньше не замечала за ним этих дурных привычек так раздражающих и с ним навязавшихся. Совершенно неправильный. Настолько испорченный, в себе не сомневающийся. Ни тогда. Ни сейчас. Никогда. Он такими, как я, на завтраки закусывает. Такими правильными, несмелыми, красивыми. Настолько красивыми, что ему ненавистны до сигаретного дыма и полупустой, замацанной отпечатками его пальцев, бутылки водки. И читает, читает, читает. Я вижу эту морщинку недовольства в сведенных к переносице бровях, в остреющих скулах. А у меня под ребрами собираются_сползаются мелкие осколки части души. Колят, больно. А он сидит в своём кресле, небрежно – вальяжный, в накинутой поверх плеч расстегнутой мятой рубашке и черных брюках. И читает, читает, читает. На меня даже взгляд не поднимает. Ему легче смотреть в круглое окошко, попеременно наигрывая пальцами на столе какую-то только ему понятную мелодию, но не на меня. А мне остаётся молча лишь за ним наблюдать, руку под голову подложив и волосы растрепав по подушке, пропитанной ароматом пряностей. Дейв то и дело пальцами глаза свои потирает, жмурясь, кажется, до боли и оскала белоснежных клыков. Тонкие мышцы змеями перекатываются под смуглой кожей от запястья до локтя. Недавно только этих змей я своими пальцами приручить пыталась, но они жалились и шипели. Кусались и беспрерывно сбрасывали с головы и спины вжавшиеся в его кожу ногти мои. Давно было бы можно понять, что этот мужчина приходит лишь тогда, когда решил сам. И приручить себя позволяет тогда, когда хочет этого сам. И что же в нем такого особенного, мне не дающие спокойной жизни, вступить в которую я должна была вчера? Выдыхаю. Что же я наделала? Что же я натворила опять? Как его только земля носит? Тяну в легкие кислород, переворачиваясь на спину, накрывая жгучие от слез глаза рукой. А Дейв даже не повернулся на это движение, лишь опускает письмо на стол, скучающе постукивая потушенной и растертой сигаретой о стол. Давно я осознала, что внимание его не привлекаю.
Холодно. Выдыхаю. Холодно до дрожи зубов. Холодно в каюте. Холодно от Ньюмана, даже не думающего, кажется, оттаять. Когда он стал таким черствым, айсбергом черным? Слышу бой волн о борт теплохода. Натягиваю до самого подбородка одеяло и медленно приподнимаюсь на локте, уже открыто взирая на Дейва своим коньячным взглядом. Не знаю почему цвет коньяка, но именно так охарактеризовал мой взгляд когда-то давно брюнет. Всё так странно. Столько раз стараясь осознать что же в моих идеально правильных действиях и внешности никак не привлекает совершенно неправильного Дейва. Путаясь в одеяле, усаживаюсь на койке, оголенной спиной упираясь в стенку, ноги, накрытые одеялом, под себя поджимая.  – Что за записка? – тихо спрашиваю я, волосы на плечо перекидывая крупными, запутанными локонами. И где-то на подкорках сознания уже знаю ответ. Ломаю пальцы, нервно выворачивая их в разные стороны. Почему себя виновато чувствуя я, а не Дейв? Вновь разрушив то, что я пыталась построить вдали от него, вампир словно молчаливо намекал, что свои красивые игрушки он не отпускает. Этот звериный, дьявольский оскал я видела в глубине его зеленых глаз, малахитовым безразличием съедающим меня всю. – В темноте мне твой взгляд нравится больше, – выдыхая, отворачиваюсь к окну, наблюдая за морским, утреннем туманом, скрывающим в себе желтые проблески проснувшегося солнца.
1821 год. Январь.
- Правда? Это он? – пряча кокетливую улыбку за веером, подпихивая весело рядом стоящую соседку, поглядываю поверх других голов присутствующих на балу. Вокруг столько интересных личностей, чьи взгляды ловлю на себе, но всё это так неинтересно. Я лишь ищу взглядом белый с позолотой военный мундир, так оттеняющего черного воина. Ищу высокую, идеально-военной выправки спину. И это действительно он. Скучающее вышагивая по балу, расточая свои ничего невыражающие, до холодных мурашек безразличные, улыбки. Верейский, что одним своим именем навел на всех дам неконтролируемый кокетливости интерес. А мне настолько любопытно, что несмотря на предостерегающие оклики подруг, я пробираюсь сквозь людей к нужной для меня фигуре. Подбирая пальчиками твердый блестящий шелк юбки, специально раскрутившись якобы в танце, неосторожно влетаю в правое плечо Алексея, пошатнувшегося от неожиданности в бок. Обхватывая его предплечье, ойкая, неловко улыбаюсь пухлыми губками на опущенный строгий взгляд, – Прошу прощения, – подбирая юбки, пряча лицо за веером, медленно присаживаюсь в реверансе. Ладонью задавливаю тяжелое дыхание, легко качнувшись, становясь напротив мужчину, - Елена Вальтер, – ручку тяну свою в атласной перчатке, дожидаясь действий брюнета. Но взгляд его хмурый ловлю на балконе, предназначенный для царских особ, где когда-то и я появлялась. – Не любите императора нашего? – кокетливо и тихо, нагло обхватывая мужскую руку своими пальчиками, - Вы танцуете?